Екатерина Сырцева
В Челябинске прошла творческая встреча с Николаем Колядой
В Челябинском Молодёжном театре поставили спектакль «В Москву – разгонять тоску» по трём рассказам Николая Коляды и его эссе «Как надо и как не надо писать пьесы». Перед премьерой в театре провели творческую встречу. Два часа зрители слушали Солнце русской драматургии (так скромно Николай Коляда себя называет), смеялись и плакали (тоже от смеха) и почти не задавали вопросов. Но, кажется, зрители получили всё, что хотели: немного игры, немного подлинной искренности и «пятнадцать минут радости». А может, и больше.
Приводим отрывки из этой встречи:
• Я вам правду скажу: вот я сегодня ехал в Челябинск три часа – слева берёзки, справа берёзки, весна, что-то там всходит. И так хорошо! Ехал и плакал. Вспоминал свою жизнь, и слёзы текли. Думаю: «Господи! Хоть бы в аварию не попасть». За всё время существования моего театра мне лично никто не помогал. Кто помогал, можно на пальцах одной руки пересчитать. Чаще были такие, которые дадут денег, а потом тебе такую чечётку придётся во всех интервью отплясывать, чтобы отработать эти деньги…
• Говорят, театр может перевоспитать. Глупости! Как взрослых людей перевоспитать или научить чему-нибудь за два часа? Вышел человек после спектакля, идёт к трамваю или к машине, смотрит на листья, дождь или снег и улыбается. У него радость пятнадцать минут ровно. Дошёл до трамвая – забыл всё! Ради этого существует театр: чтобы подарить человеку пятнадцать минут радости. Только это, и более ничего. А это очень много, поверьте.
• Некоторые считают, что режиссёр должен самовыражаться, на остальное плевать. Да перестаньте, дорогие мои! Что значит самовыражаться? Дома самовыражайся. Люди заплатили свои кровные, а деньги зарабатываются очень тяжело. Выйди на улицу, попроси десять рублей – никто не даст. Поэтому, хотим мы того или нет, публика ждёт развлечения в театре – в любом смысле слова.
• Не понимаю режиссёров, которые сидят на последнем ряду и все свои двести спектаклей смотрят. Я бы сдох! У меня бы голова взорвалась. Начинаешь смотреть, понимаешь: не туда пошёл, не тот текст сказал. Я им говорил, как надо играть – теперь пусть позорятся, если не соблюдают то, что я им говорю. А вот репетировать люблю. Как бабахнет в башку: «А ну-ка, сделай так». И как здорово получается!
• Актёр должен обладать невероятным умением владеть своей психофизикой. Надо заплакать – запла́чу, надо смеяться – легко. Но вышел за кулисы – выключай это мгновенно! А когда артист плачет на сцене, а потом ещё за кулисами полчаса бьётся в истерике, это, извините, непрофессионально. Слёзы вытираешь – и вперёд.
• У меня в труппе сорок человек. Для частного театра это невероятно много. Мы играем по шестьдесят–семьдесят спектаклей в месяц: утром, вечером, в обед. И я считаю, это правильно. Мои актёры – это самоцветы уральские, которые я собирал в одну диадему очень долго. Кого-то быстро выгонял, кто-то не понимал меня, не понимал, что такое живой театр. А мне нужен только живой театр. Вот «страдала-страданула» – этого не надо. Боюсь этого, как огня, – пафосного театра на котурнах, когда не по-человечески разговаривают, страдают, воют, орут, и это доставляет им огромное удовольствие. А потом за кулисами говорят друг другу: «Неплохо мы с тобой провели сегодня эту сцену». Хотя на самом деле это было отвратительно!
• У меня в театре актёры выдающиеся! И они доверяют мне полностью. Скажу: «Прыгни с пятого этажа», они спросят только: вниз головой или солдатиком? Дисциплинированные, собранные, на первую репетицию нового спектакля приходят с выученным текстом – у нас такой принцип. И никогда не спрашивают меня, зачем и почему, не устраивают заседание Государственной Думы, потому что знают: Коляда, как из пластилина, вылепит, что надо, и доведёт это до успеха. Я люблю артистов, которые, как собака, вцепятся тебе в ногу и не отпускают, пока ты им ещё роль не дашь. Обожаю артистов, которые хотят работать. У меня все такие.
• Одно время я работал с поэтом Борей Рыжим в журнале «Урал». И как-то он мне сказал ужасно обидную фразу: «Ваша драматургия – низкая частота звучания, а вот поэзия – высокая». В 1990 году меня не принимали в Союз писателей, говорили: «Ну ты же драматург, это не литература». Считалось, что драматургия – это чушь, ерунда какая-то, можно всё что угодно сказать своими словами, а артисты это как-нибудь на сцене сыграют. А я всегда сочиняю музыку в каждой фразе. И студентов своих этому учу.
• В «Современнике» шесть лет шла моя пьеса «Мы едем, едем, едем в далёкие края». Помню, приехал на премьеру – мама дорогая: нехудожественно всё, что они произносят! «Катастрофально!» Бегу в кабинет к завлиту, а он снимает очки и говорит: «Батенька, Чехова играем своими словами, а уж тебя и подавно». Через три дня в «Литературной газете» выходит огромная статья: «Так писать пьесы – всё равно, что сливать воду в унитазе». Это про меня так пишут! Но на сцене ведь была не моя пьеса! Ко мне она не имеет никакого отношения! Мучаешься, сочиняешь, а артисты потом всё искажают от лени своей.
• Драматургам важно помнить: вы пишете на великом могучем русском языке, который каждый день меняется, каждый день! Я всегда подслушиваю – на улицах, в троллейбусе. Записываешь, что людей интересует, какие словечки используют. В пьесе всегда нужно думать про три вещи: мысль, слово, развитие характера. Но и это всё пустое, если нет основополагающего – боли. Всех жалко! Если ненавидишь людей, не садись писать. Если ты писатель, драматург, боль должна быть за человека. Если нет этого, то ни мысль, ни слово, ни характер не работают.
• Никого не слушайте, никогда – ни критиков, ни друзей. Верьте и доверяйте только себе и своим чувствам. Я студентам говорю: представьте себе, что стоите на дороге, а справа заснеженное поле. Вы идёте по нему, а вам кричат: «Куда идёшь? Не иди туда! Там дороги нет». Всё равно идите, не оглядываясь. Потому что только вы знаете, что там где-то горит солнце, там ваше счастье.
• Меня удивило, что Челябинский Молодёжный театр взял мои рассказы, которые никто никогда не печатал. Я таскался с ними по всем редакциям, куда только не посылал. И всюду мне говорили: «Это обочина жизни. Это про маргиналов». Я тогда даже слова такого не знал. Вячеслав Максимович Шугаев, мой учитель в Литинституте в Москве, сказал: «Коляда у нас певец очередей, сдающих бутылки». Да, вот про этих людей я и писал. Никому этому не надо было, потому что всем надо про столбовую дорогу. А я не могу про столбовую дорогу.
• Я много раз рассказывал и ещё раз расскажу: в 2016 году мне позвонили из Союза писателей, когда мы были в Москве на гастролях, сказали, что за свои рассказы я получил премию имени Бажова как лучший прозаик. Я положил трубку, сел и заплакал. У меня рассказы эти тридцать лет лежали, я их выбросить мог! Но там есть что-то живое, настоящее… После смерти не надо всех хвалить и премии давать. Надо при жизни. Помогать нужно друг другу.
• Кто-то мне сказал, что для меня театр – это бизнес-модель, что для меня деньги главное. Это всё враньё. Я много что говорю, но если в зале сидит умный человек, он поймёт и скажет: «Коляда, ты врёшь. Интересничаешь, кокетничаешь, воображаешь, хочешь понравиться». Слова люди придумали для того, чтобы скрывать свои чувства. Я могу говорить что угодно. Но самое главное – в подтексте. Так что единственная правда, которую я вам сегодня сказал, это то, что я ехал сегодня и плакал. Остальное враньё.
Фото Игоря Шутова
Екатерина Сырцева - руководитель литературно-драматургической части Молодёжного театра Челябинска. Окончила факультет журналистики, затем магистратуру по истории в Южно-Уральском университете. Работала пресс-секретарём и редактором сайта ЮУрГУ, корреспондентом и обозревателем газеты правительства и законодательного собрания Челябинской области «Южноуральская панорама». Сотрудничает с изданиями «Собака», «Страстной бульвар, 10». С 2016 года участвует в семинарах театральных критиков под руководством Ирины Холмогоровой, организованных Союзом театральных деятелей РФ. Принимала участие во Всероссийском семинаре по работе со зрителями, организованном Российским академическим молодёжным театром (Москва), в форуме театральных менеджеров «Место действия» (Санкт-Петербург).
