Ангелина Куликова
«Ленинградская мадонна» по дневникам и стихам Ольги Берггольц. Режиссёр Алексей Пучков, моноспектакль Ангелины Аладовой. Тверской ТЮЗ
«Откровение в одном действии» – такое определение дает режиссер. Это действительно очень откровенно. Прямым текстом – о любви, о выкидышах, о погибшем муже, о допросах и о войне. В основе спектакля - дневники поэта Ольги Берггольц с 20-х годов XX века до окончания блокады Ленинграда. Спектакль делится на две части: до и во время войны.
В первой части – личная жизнь. Как в детстве играла с сестрой, как впервые влюбилась, как читала стихи на сборе Союза писателей, истории любви Ольги Берггольц, ее семейные перипетии и трагедии. Красной нитью – становление человека и поэта. Дневники «сцеплены» друг с другом таким образом, что на первый план выходит процесс взросления девушки: как меняются ее мысли, ее «словообороты» и речевые привычки, ее истории и переживания.
Во второй части – жизнь общественная. Неотделимые судьбы Берггольц и ее Родины. Кардинальная перемена тематики: все дневниковые записи – о народе и о том, как ему помочь. Практически ни слова о себе, только в контексте «я – гражданин».
В паутину дневников аккуратно вплетаются стихи. В первой части – исключительно голосом актрисы; во второй – вдобавок радиозаписи самой Берггольц. И здесь также отражен этот переход: от личной жизни, принадлежавшей только ей самой, к общественной, оставшейся во времени памятником, записанным на пластинку. Помимо дневников и записей во второй части присутствуют фрагменты откровенных писем с фронта Ольге Берггольц от солдат, благодаривших ее за стихи.
В драматургии спектакля заложена идея о значении человека в истории; вопрос, что в нем первично – личное или социальное, какая пропорция будет правильной. Поскольку Берггольц представлена героиней своего времени, наверно, следует сделать вывод, что правильно «социальное», по крайней мере, в те трагические годы войны, когда «личное» приходится отставить на второй план. «Ленин-градская мадонна» - само название спектакля выставляет свой акцент: речь пойдет не о женщине, а о ленинградской женщине, не о ее судьбе, а о судьбе ее и Ленинграда, не о том, что с героиней случилось, а о том, как это повлияло на город Ленинград. Почему мадонна, «богоматерь»? Потому что сберегла Родину.
Сценографически спектакль решён минималистично (художник Валерий Ковалёв). На сцене две бельевые верёвки с простынями. Чёрный куб. Круглый микрофон тех времен. Висящая радиотарелка. Пространство само по себе так органично, не требует каких-либо дополнительных декораций: широкий выступ в стене, на который можно забраться, открытая глазу зрителя кладка XIX века, дощатый обшарпанный пол, деревянная балка посреди площадки – сцена сама создает ан-тураж спектаклю.
В спектакле «работают» старые фотографии тех лет: детей Берггольц, которых не стало очень рано, мужа, погибшего на войне, и тех близких, кто пережил блокаду. Актриса вешает их на бельевую веревку на прищепки по мере своего рассказа, как будто создавая мемориал и сохраняя их лица на нити истории. Свой портрет она вешает последним, таким образом, присоединяя себя к тем, кто остался в том времени (хотя Ольга Берггольц прожила после войны еще долгую жизнь).
Немаловажным кажется первое появление главной героини: сначала она оказывается тенью на простыни и только после этого выходит к зрителю с тетрадью в руках, что-то записывая. Так создается впечатление, будто простынь – это лист бумаги, а поэт – рисунок, запись на нем. Она сама – и есть этот дневник.
Актриса одета в черное платье с белым воротником, скромное и простое; в косах – белые ленты. Эстетика черно-белого во всем задает условность дневника: только два цвета. Белый – бумага. Черный – чернила. Так пишется история.
С самого начала режиссер ломает четвертую стену. Перед нами сразу появляется маленькая девочка, которая хочет нам что-то рассказать, красная от переполняющих ее эмоций. Прямо здесь «рождается» первое стихотворение, и вот она будто советуется с нами: ну что, как?
Как она растет?
Юность – и она откладывает тетрадь подальше и кружит по сцене.
Влюбленность – и она играет лентами в волосах и крутится в простыни, будто в объятиях.
Свадьба – и она расплетает косы.
Дети – и простыни висят, как люльки…
Перед актрисой Ангелиной Аладовой стоит непростая задача – показать, как растет человек; быть разной на каждой новой странице дневника, потому что между записями – годы и события, после которых человек просто не может оставаться таким, как прежде. Актрисе это удается. Появляется юной девушкой 15-16 лет, а уходит умудренной жизнью женщиной. Это тяжелый спектакль. В биографии Ольги Берггольц довольно жутких событий: потеря двух детей; допрос, во время которого у нее начинаются третьи роды, закончившиеся выкидышем из-за того, что она была избита и не госпитализирована; гибель мужа на войне; голод Ленинградской блокады…
Кроме того, Аладовой приходится воспроизводить не только внутренний голос Берггольц, в некоторых дневниках записаны диалоги, поэтому актриса играет за двух, а иной раз, трех человек, именно так решена сцена допроса. И это кульминационный момент спектакля: беременная женщина на допросе. Ее не отпускают, унижают, бьют. И дело даже не в том, что происходит. Мощно режиссерское решение: Аладова сидит на кубе, под платьем – «живот» из простыни, изнеможённая, напуганная Берггольц, выпаливает текст кусками. Каждый удар следователя – сама бьет себя кулаком по животу. Корчится и падает с этого куба на пол. Крик, страх, боль. А дальше… тишина. Молча достает из-под платья простынь. Выкидыш.
Ангелина Куликова – студентка 2 курса Продюсерского факультета Школы-студии МХАТ (мастер – Марк Литвак).
