Анастасия Белоус
О пьесе Константина Стешика «Спички»
Трудно сказать, благоговеет ли драматург Константин Стешик перед истиной или же все, что представляется его взору, есть побег от истины в мир воображения. Но в смысловой концепции пьесы «Спички» загадочно присутствует, как символ, несущественное – это сами спички, фосфорический огонь сигареты, практически никогда не гасимой. Для творческого сознания все неслучайно: и неисчезающий огонь сигареты, и таинственный коробок с неиспользованными спичками, который в итоге превращается в тревожащий сознание читателя художественный образ.
Природа любой зависимости от материальных вещей однозначна. Привыкание к курению чаще всего сигнализирует об осознанном уходе из реальности, капитуляции перед неприкрашенной действительностью. Принято считать, что никотиновая зависимость означает страсть. Что за этим стоит? Нереализованность? Неприспособленность? Неадекватность реальному миру? Неспособность включиться в поток событий? По сути, каждый до поры до времени находит в своей страсти то, чего ему недостает в действительности.
Герои пьесы Стешика «летают» невысоко, героям, по большому счету, нечем жить. Поэтому все они ищут опору, но не находят. Стешик, говоря словами Николая Бердяева о Достоевском, «вводит в самую глубину противоречий человеческой природы, прикрытых внешним покровом быта». У него, также как у Федора Достоевского: «раскрытие глубины человека ведет к катастрофе», выводит его «за грани благоустройства этого мира». Отсюда ритуальность жизни, сокрытие для героев ее предельных смыслов.
Герои молоды. Оптимизм молодости меркнет без идей. Герои расстаются с жизнью, не успев овладеть инструментом души. Герои становятся расточителями и парадоксалистами, как Максим или Антон, пытающийся увековечить сны. Сны, которые навевает город, порождающий грезы. В пустом мире, как в доме без стен, солнце играет светотенью. Но, увы, миражи − не предмет творчества. Они выходят за грани восприятия − слишком зыбки, неуловимы, изменчивы. Реальность ускользает от героев, воспринимается как хаос, холодный и враждебный, стремящийся поглотить человеческую душу. Персонаж по имени Антон (личность здесь в стадии эмбриона) пробует конвертировать миражи в свои музыкальные образы. Музыка выходит беспомощная. Потому что «правда без добра − ложь, а красота без истины и добра − лишь ловушка».
Естественно, что в таком мире и человеческие связи расшатаны или условны. Герои бегут от «нудительной заданности» (термин Михаила Бахтина) жизни, но не знают куда бежать. Веры в спасение нет, а «свято место пусто не бывает», поэтому грезят смертью. Похоже, Константин Стешик воспринимает веру во Всевышнего лишь как метафору, поэтому и его главный герой по имени Толя (скорее всего его «альтер эго») излучает лишь слабое тепло, изо всех сил пытаясь обогреть «птенцов», которые льнут к нему. Так что некому вдохнуть силу, нечем всколыхнуть уединенную мечту. Любовь не прививается, зато смерть притягивается сама. Один из «птенцов», Максим, умирает.
Другие персонажи из окружения Толи, Маша и Антон, так же мало защищены от разрушительного воздействия пустоты мира. Диалог их монологически замкнутых сознаний не обеспечивает понимания, взаимообмен человеческой теплотой катастрофически отсутствует, содействуя дальнейшему отчуждению и душевному холоду. Ни в ком и ни в чем они не находят сопротивления своим фантомным идеям. Спорадические образы смерти порождаются сопредельностью пустоты в окружающем пространстве. «Это проросшие споры внутри тебя», − говорит о них герой рассказа Стешика «Письмо».
Главный герой пьесы Толя наделен развитым воображением. Об этом свидетельствуют не только его сказки, но и умение вникать в чужую жизнь. Вдобавок он полон интуитивных прозрений и предчувствий. Поэтому все остальные персонажи несут ему свои беды, планы и откровения, находя в нем бессменного адресата, вдохновителя, эксперта, исполнителя и декоратора.
Сосед Антон подвержен пессимизму космического одиночества. Мир в его умственных построениях катастрофичен и напоминает сансару: он бесконечно повторяем в главных своих чертах. В этом пространстве нет ничего, кроме смерти, но даже она «задерживается». Антон неуклонно продвигается к самоубийству. Правильно поняв ситуацию с Антоном, Толя надеется «пронзить» его мысль диалектикой: если тебе не дают умереть, − значит, ты нужен! Но, не видя результата, Толя противостоит самоубийству Антона уже решительно, погружаясь в ледяную воду вместо него.
Теперь еще об очень любопытном персонаже – Собачнице, которая постоянно гуляет с собаками, говорит о собаках, восхищается собаками и прочее. Это неистребимый дух современного городского парка. Женщине за сорок. Не покидает ощущение, что свой шанс обрести семью она оставила где-то позади. Толя распознает ее «собачий фетишизм» и расценивает общение с ней как бесполезное. На поверку оказалось, что оно еще и опасное. Любой фетишизм агрессивен. Именно обывательская враждебность Собачницы станет причиной трагедии в финале.
Кто она, эта неотъемлемая примета городского пейзажа? Первое, что бросается в глаза, полное отсутствие рефлексии в отношении себя, и, тем более, других, «чужих». Инакомыслие у собеседника для Собачницы − переход в буферную зону, в которой свободное плавание не разрешено. Дух ее далек от православия, которое она исповедует вслух. Такое плоскодонное филистерское благочестие никогда не начинает восхождение, опутывая себя культовыми атрибутами, бытовыми границами, ритуальностью, привычками, общественными стереотипами. Толя не отыскивает своих ценностей в этом «магазине вещей», «лавке древностей» и уходит от диалога.
В пьесе Константина Стешика «Грязнуля» персонаж, страшась пустить реальность на самотек, делает все для того, чтобы она «не вышла из-под контроля», но там подобные поступки (например, подобрать кем-то брошенный окурок) совершаются на почве психического расстройства. Толя в «Спичках» не задается подобной целью, но диктует, наперекор стихии всеобщего разрушения, логику созидания. Этот жест − еще и метафора: нравственный императив сильнее стихии распада. Если твоя душа живая, ты непременно жаждешь красоты, благообразия и порядка.
Толя сознает, что бессилен изменить мир к лучшему. Но переживание порождает в нем жажду благообразия. Он утверждает ее динамически, мобилизуя волю к порядку, заботливо возвращая использованные спички в
коробок, подбирая мусор, собирая в урну окурки. В этом обнаруживается его неистребимый оптимизм, охраняющий душу от выгорания, поддерживающий нравственные способности от вырождения. Он пытается утверждать в себе и в других «внутреннего человека» − пунктуального, дисциплинированного и честного, но на поверку оказывается, что эти благообразные, конечно, черты, скорее, украшение «внешнего человека», чем строительный материал «внутреннего»: «Без Бога не до порога». Но и малые дела достигают цели: зерно их уже прорастает у теоретиков и мечтателей. Толины дела имеют уже основой не угождение людям, а Богу.
В финале Толя умирает, но мир уже тронут его присутствием. Обнаруживается, что даже малейшее духовное дерзновение трансгредиентно Божьему промыслу, который взвешивает и венчает доброе побуждение. Двойная победа ждет его – на небесах и на земле: над собственным распадом и над заскорузлым земным смыслом: «В простоте ума плыть по водам сим, чтоб таким образом доспеть в пристань воли Божьей» (Блаженный Диадох. Добротолюбие).
Очередной раз доказывается, что путь преображения мира беспределен и начинается с очищения собственной души. Неизвестно, как отзовется в будущем тот или иной наш поступок. Концептуален образ любой личности как неотъемлемого звена этого процесса. Здесь интуиция автора смыкается с общим христианским мирочувствованием. Хочется лишь пожелать ему отыскать реальную опору в Боге.
В таком случае, пламень огня, постоянно обыгрываемый в пьесе, начиная с огня спички и до огня в Толиных сказках, которые он рассказывает дочке, будет мыслиться единственным «законным» огнем – молитвенным огнем, огнем веры. Пока, похоже, тот огонь, который Толя несет в себе, как и в его таинственной сказке, был добыт неправедно, и подпитывается он не «нетварным» светом, а собственной энергией, забирая жизненную силу. При всей глубине интуиции героя его «огонь» внутренне противоречив, хотя жертвенность он ощущает в подлинном, очистительном смысле.
Анастасия Белоус окончила Иркутский университет как филолог. Аспирант ИГУ (тема: «Ф.М. Достоевский в критике»). Автор научных разработок в области прикладной психологии, философии, психолингвистике.
