Беседу вела Анна Фефелова
Интервью с немецким режиссёром Андреасом Мерцем-Райковым к его постановке Брехта в Пермском Театре-театре
8 и 9 апреля 2014 года на Сцене-Молот состоялась премьера спектакля «Согласный/Несогласный» в постановке немецкого режиссёра Андреаса Мерца-Райкова. В основе спектакля — две маленькие дидактические пьесы Бертольта Брехта с музыкой Курта Вайля, которые повторяют сюжет японской пьесы XVI века «Танико». В своей школьной опере «Согласный», созданной в 1930-м году, Брехт занимается вопросом взаимной ответственности общества и его членов. В отдалённой деревушке разразилась эпидемия. Местный учитель отправляется со своими студентами в опасное путешествие за горный хребет на поиски «важных врачей», чтобы получить от них лекарство и совет. Вопреки предупреждению учителя в экспедиции решает принять участие и мальчик, чья мать больна. Во время путешествия мальчик тоже заболевает и ни сам не может идти дальше, ни товарищи не могут его нести. Участники экспедиии оказываются перед вопросом: либо возвращаться, чтобы спасти жизнь мальчика, либо пожертвовать им на всеобщее благо. В конце концов, студенты сбрасывают мальчика, с его согласия, в ущелье. Накануне премьеры мы встретились с режиссёром, чтобы поговорить о Брехте, театре и о том, что значит быть по-настоящему согласным.
- Андреас, эта пьеса впервые переведена на русский язык. Почему вы обратились именно к ней?
- Перевод был сделан специально для лаборатории в Театре-театре. Ее куратор Олег Лоевский предложил нам принять участие в лаборатории фестиваля «Пространство режиссуры», поставив что-нибудь из Хайнера Мюллера. Я очень хорошо знаю его пьесы, но подумал, что для лаборатории будет более интересно взглянуть на первоисточник эстетики Мюллера, ведь они основаны на дидактических пьесах (Lehrstücke) Бертольта Брехта. «Согласный / Несогласный», в свою очередь, – это архетип дидактической пьесы, в ней можно увидеть основные принципы театра Брехта.
- В Германии вы ее прежде не ставили?
- В Германии не принято повторять постановку, которую уже делал. В крайнем случае, можно вернуться к материалу лет двадцать спустя, но обычно так не делается.
- В чем, по-вашему, заключается специфика Lehrstück?
- Дидактические пьесы написаны прежде всего для того, чтобы, люди, непрофессиональные актеры, могли играя, получить опыт разрешения конкретного основопологающего вопроса. Исполняя разные роли, они ставят себя на место разных персонажей и тем самым понимают их различные интересы и механизм принятия решений в целом. А вторым этапом – они будут делиться своими опытом со зрителями, исполняя пьесу.
Для того, чтобы зритель это понял, необходим очень живой и «прямой» вид театра, нацеленный на зрителя. Таким образом, театр происходит в тот самый момент, когда играется спектакль, когда происходит непосредственное общение между сценой и зрительным залом. Основная задача в том, чтобы зритель понял, какие решения принимает каждый из персонажей и почему. В таком театре художественное оформление не обязательно, оно нужно только в той степени, в которой оно помогает актерам играть — не как в классическом театре, где сценография нужна для того, чтобы выстроить реальность спектакля, которая сильно отличается от реальности зрителей.
Таким образом, один из основных принципов театра Брехта в том, что он всегда происходит в настоящем. В том, что он всегда обращается к зрителю, который сидит в зале в этот момент. Он каждый раз должен быть новым, потому что зритель приходит новый, возникает новый контекст, вокруг происходят иные события.
Именно в этом отношении пьесы Брехта можно назвать политическими. Политическими не потому, что они агитируют, утверждая, что какой-то тип общества был бы лучше, а потому, что они предлагают зрителю не фантазировать о вымышленном, несуществующем мире, а задумываться о конкретных вопросах, которые в то же время напрямую связаны с окружающей его реальностью.
Например, на данный момент мы наблюдаем очень напряженную политическую картину в мире. И если посмотреть на постановку в этом контексте, возникает закономерный вопрос: достаточно ли она сильна, хватает ли у нее энергии, чтобы существовать в этом контексте, может ли эта постановка помочь нам отрефлексировать происходящие события. Пример: есть ли взаимосвязь между тем, что я вижу по телевизору в театральной столовой, и тем, что я вижу на сцене во время репетиций? И, если нет, то как я могу её выстроить?
- Ситуация в нашей стране и мире сильно поменялась с октября, когда был впервые показан эскиз. По-прежнему ли актуальна ваша постановка?
- Пьеса на самом деле уже очень старая. Японскому оригиналу, вероятно, более пяти сотен лет. К нему Брехт кое-что добавил и, конечно, поработал над структурой. В том тексте, который он добавил, и заключается его авторский вопрос - согласиться или нет:
«Важнее всего каждому научиться соглашаться.
Многие говорят «да», но, тем не менее, не соглашаются.
Многих не спрашивают вовсе, а многие
Соглашаются с тем, что неверно».
Этот текст подходит ко многим ситуациям. В самом начале это предложение звучит странно: «Важнее всего каждому научиться соглашаться». Что они хотят, чтоб я сделал? Я сейчас должен начать соглашаться со всем, что мне говорят? Но выясняется, что смысл не таков. Это значит, что мы должны всерьёз задумываться и задаваться вопросом: «Мы действительно согласны с тем, что мы делаем, или с тем, что происходит вокруг нас? Или же мы идём на сомнительные компромиссы?» И вот это очень важный и всегда актуальный вопрос. Брехт задается вопросом о том, что же на самом деле значит быть последовательным в своих поступках.
Давайте ещё раз взглянем на этот текст «Важнее всего каждому...» и представим себе общество, где люди полностью осознают и соглашаются с тем, что они делают. Как у Канта — поступай так, чтобы твои действия могли стать всеобщим законом. Это очень сильное общество, полное ответственности, без какого-то оттенка недоверия. Я бы хотел соглашаться с каждым поступком, который я совершаю.
Но затем в пьесе возникает ситуация, когда именно эта идеология всеобщей ответственности требует жертвы, и тогда мы видим, к чему это приводит. История показывает, что каждая идеология заявляет, что она действует во имя блага людей, но по ходу пьесы мы видим, что идеология не может заботиться о конкретном человеке, воспринимает его как помеху и даже вынуждена занять позицию «против него». Экспедиция должна оставить мальчика умирать одного в горах, чтобы спасти деревню.
В постановке мы добавили момент, когда мать погибшего сына задает вернувшейся домой экспедиции вопрос: «Где мой сын?» Человек, несогласный с принесённой жертвой, задает «неудобный» вопрос: «Это и есть ваша идеология? К этому вы стремились?» И тогда мы видим, что хору приходится бороться с этим человеком, ведь они не могут допустить, чтобы она, мать, внесла бы хоть какое-то сомнение в абсолютности идеологии, чтобы она расшатала идеологию.
Для меня основная ценность этой пьесы Брехта в том, что она не дает определенного ответа, не унифицируется с определенной позицией, она обыгрывает вопрос, показывая нам разные позиции.
В 1920-30-е годы Бертольт Брехт был убежденным коммунистом, и некоторые из его пьес похожи на чистейшей воды агитацию. После «Согласного» и «Несогласного» Брехт написал другую пьесу, которая, тем не менее, продолжает аналогичный конфликт. Эта пьеса может показаться коммунистической пропагандой. Но величие театра Брехта в том, что он всегда оставляет вопрос открытым. Мы можем использовать эти пьесы, чтобы задуматься, начать рефлексию над нашей сегодняшней ситуацией. Актер должен каждый спектакль приспосабливаться к пришедшему зрителю — вопрос для проверки простой: слушает ли зритель или нет? Таким образом, театр должен быть общением, нежели презентацией зрителю некоего готового произведения искусства.
- Мне кажется, что это ощущение значимости зрителя – самое главное, что может дать театр. Не только театр Брехта, а театр вообще. Возможно, это именно то, за чем люди идут в театр, чего они не получат больше нигде?
- Знаете, в Германии, как, наверное, и в любой другой стране, постоянно идет дискуссия на тему сокращать бюджетные расходы на театр или нет. Пять лет назад Союз театров Германии напечатал, к примеру, стикеры «Театр должен быть!», что сразу вызывает вопрос: а почему, собственно? Не может же он существовать сам для себя. История знает множество культурных практик, которые больше не существуют, — взять, хотя бы бои гладиаторов или немое кино с живым оркестром. Но театр, в отличие от всех прочих культурных практик имеет уникальную особенность: он происходит вживую. Кино распологает гораздо большими возможностями в плане спецэффектов, но оно никогда не сможет сравниться с театром. Можно изобрести 3D, 4D, 5D, но живым сделать кино невозможно. В этом ценность театра. Потому что театр включает в себя и зрителя.
В подготовке материала принимала участие Екатерина Райкова-Мерц.
Анна Фефелова - завлит Пермского Театра-театра. Работала в Новосибирском театре оперы и балета. 2teatr@gmail.com
