Ретрорецензия
Ирина Пекарская
«Без названия» Антона Чехова, реж. Евгений Марчелли, Ярославский театр драмы имени Федора Волкова
Постановка Евгения Марчелли в творческом союзе с художником Ильёй Кутянским живёт почти без декораций. Первое действие начинается на авансцене, на фоне противопожарного серого щита. И всё. А что ещё нужно? И в шахматы играют, всё по тексту – только шахматы дорожные, доска не больше школьной тетрадки; Войницева (Анастасия Светлова) и Трилецкий (Владимир Майзингер) вместе держат поле, перетягивая его, играют крохотными шахматами – интимность, определённого рода закрытость, когда вокруг люди. Получается, здесь для переезда ничего не нужно, герои и так перекати-поле. Позже появляются настоящие тоненькие берёзки и «дом» Платоновых – просто стена из серой фанеры с прорезью небольшого квадрата-окна высоко над «землёй». Артисты своей энергетикой создают закипающую эмоциональную атмосферу – им не нужно «прятаться» за декорациями. Костюмы просты и функциональны, порой безвкусны и бесстильны, в какой-то мере они отражают статус героя, не более того. Однако в финале художник по костюмам Фагиля Сельская совершает резкий поворот, переодев героев в исторические платья.
Официанты в фартуках, белых отглаженных брюках и футболках со всё нарастающим темпом носят из кулисы в кулису атрибуты большого застолья. Выход официантов не театральный – они начинают таскать свои баллоны с водой при полном освещении, из зала, из кулис, выходят из зрительской реальности, с пресными лицами рабочих, нарушая пафос классической сцены театра. Первая мысль: «Ну вот, что-то не подготовили для спектакля, монтировщики какие-то».
Войницева порхает по сцене на высоченных каблуках, в атласной перламутровой пижаме с накинутым поверх черным, таким же атласным, кимоно. Статусно. Дама, светская дама, но современная, с претензией. Глаза горят, улыбка сияет; холёные руки в кольцах привлекают внимание, их пассы не бывают случайными или бессмысленными, прикосновения должны лишать воли – Войницева в исполнении Анастасии Светловой обволакивающая женщина, магнетическая. И она этими колдовскими руками «ощипывает» Трилецкого – снимает «пух» и совершает действия, скорее характерные для визажиста-косметолога, чем для дамы; очень близкие должны быть отношения для такой заботы, когда друг о друге всё известно и покровов не осталось. В тексте пьесы Грекова «снимает с воротника пушок», а вот здесь в разговоре этой барышне уделено намного меньше места и времени, о ней вообще не говорят, зато «пушок» стал целым этюдом. В этом ярком эпизоде Войницева напоминает кошку, с азартом вылизывающую малыша; а он послушен – процедура привычная. И сделано это так, как будто спектакль не начался или артисты о зрителях забыли, настолько всё выглядит естественно, по-бытовому. С одной только особенностью – это быт в ауре Анастасии Светловой. Сам Трилецкий одет невнятно, словно артист в своей домашней одежде зашёл, только что с дивана из-за телевизора встал. Расслабился Трилецкий в этом сиятельном внимании, в шахматы играют, входят Глагольев с Войницким. Каламбур такой – Глагольев разглагольствует, акцентирует внимание на важных темах, но речь его здесь адресована не Войницеву, а его блистательной мачехе, которая не слушает, увлечённая шахматами. «Из театра не выходили» и «любить умели» - эти слова относятся к ней. И она чувствует – дальше уже не вежливо возиться с шахматами – и гонит, высмеивая, Трилецкого, с которым только что была так доверительна. Здесь практически синхронно произносятся, возможно, важнейшие слова – о неспособности молодого поколения любить и ненавидеть, а за доской раздаётся крик – мошенничать зачем. Смеётся Войницева-Светлова озорно, как девчонка, кокетливо смешивая пальчиком миниатюрные шахматы на доске.
Чуднó наряжен Сергей Войницев (Семён Иванов) – в абрикосовом жакете, напоминающем венгерку, однако из ткани с принтом – он весь в Джокондах, а к этому претенциозному верху подобраны цветастые «гавайские» бермуды, но в тон, красно-оранжевые. На ногах – банальные шлёпанцы. А что, деревня, отдых. Романтично, легкомысленно. Брюки прогулял, сюртук ещё сохранился. Или верх – это налёт цивилизации, который успела привить Софья, ведь в годы студенчества он, судя по всему, игнорировал цивильное платье? А вот Глагольев одет так, как одевался бы дворянин, помещик. Он сохранил и приумножил своё имение, но живёт в прошлом и поэтому костюм его – сюртук, жилетка, высокие сапоги, - несколько старомоден, отдаёт дворянской классикой, в отличие от европейского, но уже буржуазного платья Венгеровича. Старый помещик не хочет слышать, что говорит ему Платонов о своём отце, о неуважении к нему, он пытается заткнуть уши, манерно, как женщина. Ему неловко, он не может принять поколение Платонова, Войницева, Трилецкого как настоящее. Но он хотел бы ухватить это настоящее, присвоить себе через Войницеву. Немодное платье, богатство, готовность или жениться, или гулять – это такой вариант старика Панталоне. И всё же что-то в нём не так, как будто он испытывает неловкость находясь в этой компании; не высшее удовольствие, присутствовать на застолье, оплаченном тем, против кого ты написал статью в газету, хоть и не решившись поставить под ней свой автограф.
И вот, наконец, долгожданный гость – является Платонов (Виталий Кищенко) со своей Сашей (Александра Чилин-Гири). Несколько наигранный, натянутый – он знает, что здесь ему придётся держать оборону и от неприятных ему лиц, и от достаточно приятной генеральши – не случайно он с ней много времени на разговоры потратил, спуская приданое жены. Очевиден страх продолжения разговоров и неизбежного почти финала, так как сопротивляться этому притяжению уже почти невозможно.
Войницева хватает Платонова за руки, по-свойски поправляет что-то на нём на глазах у жены, когда он разговаривает с Софьей. Платонов отмахивается от генеральши, как от мухи, но дама игнорирует его реакцию. Как к Анне Петровне устремляются все мужчины, так Платонов притягивает всех женщин. В чём же их секрет? Они оба бедны, несмотря на то, что Войницева по привычке держит дом «на широкую ногу» и сорит немалыми деньгами. Герои Виталия Кищенко и Анастасии Светловой отличаются мощной харизмой, чего в этой компании не дано больше никому. Интеллектуальное притяжение, физическое понятно и очевидно – им выбирать почти не приходится. Но это притяжение, столь очевидное, ничего им не даёт, а способно только разрушить. Двое равных не могут сойтись. В Войницевой-Светловой и Платонове-Кищенко живёт дух озорства и игры; они как никто чувствуют других людей и знают, кто чего стоит. И они получают удовольствие от этой игры, этим двоим не нужно самоутверждаться – они просто есть, со всеми своими сомнениями и страхами. Остальные как будто не могут позволить себе быть – это слишком страшно.
Войницева и Платонов – люди, безусловно, незаурядные. Они привлекают. Если с Войницевой-Светловой всё ясно – она красива, обходительна, лучи своего обаяния она распространяет не жалея, то как объяснить популярность Платонова-Кищенко? Герои на сцене называют его и быком, и красавцем, наделяя его несуществующей мощью и красотой; кажется, что это всё ирония. Но ведь и зрители в зале влюбляются в героя Виталия Кищенко – обаяние артиста, его мужская привлекательность побеждают все каноны красоты, оставляя на втором плане более молодого Сергея Войницева (Сергей Иванов), одетых с иголочки Венгеровичей (Николай Кудымов, Кирилл Искратов) и всех остальных. В чём же сила чеховского Платонова, почему ему, неудачнику, разбазарившему все свои таланты, хаму, удаётся взбаламутить всё дачное и не дачное общество? Каждый наделяет его несуществующими качествами в силу каких-то стереотипов или эмоций. Точно по старику Канту: «…если уничтожить наши субъективные свойства, то окажется, что представляемый объект с качествами, приписываемыми ему в чувственном наглядном представлении, нигде не встречается, да и не может быть нигде найден, так как именно наши субъективные свойства определяют форму его как явления» («Критика чистого разума»).
Умная, опытная Войницева изнемогает от страсти к человеку, равному ей по силе притяжения, хотя от него ничего, кроме бед, она получить не может – она хочет верить, что он герой, именно поэтому и расспрашивает своих гостей о нём. Красавица Софья (Дарья Таран), знавшая Платонова в студенческие годы, когда он был для неё своеобразным учителем, «гуру», видит в нём те черты, которые за годы потерь он давно утратил: юношеский максимализм, уверенность в своих силах перевернуть мир, честность и принципиальность. Она же сама осталась в том возрасте, не повзрослела, поверив в какие-то его уроки как в абсолютную истину; в её мире нет полутонов, она жёсткая, негибкая, уверена, что счастливым быть можно приказать или заставить. Подобный максимализм ещё теплится в Венгеровиче-младшем, поэтому ему отвратителен мающийся от безделья и нереализованности Платонов – в его голове он средоточие зла; не случайно именно с ним Софи увлекается разговором и забывает о времени. Грекова влюбляется в негероического героя, вероятно, уже в русле «моды» на него, поняв, что он единственный мужчина, который видит в ней женщину. Именно субъективный взгляд окружающих создаёт Платонова, а не какие-то его действия. И только Саша, жена, вероятно его любит такого, каков он есть.
Саша Александры Чилин-Гири – не простушка. В этой постановке очевидно, что для Платонова отношения с ней – единственные ценные отношения. Появившись в доме Войницевой, они постоянно обнимаются, держатся за руки, целуются, ласкаются. Романтикой веет и от их сексуальных игр уже дома – у них тёплые, хорошие отношения; вероятно, Платонов только научается ценить «скучную» жизнь со своей Сашей. В доме у Войницевых именно генеральша навязывается, и её даже не оскорбляет то, что он отталкивает её. Да и приглашая его в дом, собственно говоря, Войницева рискует всем – она не может не знать, что он может переругаться со всеми её основными кредиторами в силу разных причин. И вот здесь стоит обратить внимание на выпущенные Марчелли фрагменты текста – почти исчезла активность Платонова, он ничего не делает, чтобы «взять» Софью или Анну Петровну. Они сами приходят и берут. И Осип ничего компрометирующего не рассказывает Саше об её подгулявшем муже – опущены слова о «любезностях молодой барыне».
Зато сам Осип в исполнении Руслана Халюзова значит здесь очень много. Он берёт то, что просит – спрятала «ручку» от поцелуя за спиной – не беда, со спины даже сподручнее, лапищами своими, кажется, все позвонки кокетничающей дамочке вправил. И при этом да, у Руслана Халюзова лицо неэмоциональное, без единой тучки, чистое, холодное, без налёта вежливости как у всех гостей Войницевой. Он, в отличие от них, не врёт, не прикрывается чужими именами, чужими бумагами. И этот его «поцелуй ручек» - не открытие, его явление здесь не новость, не случайно Трилецкий и Платонов налетают на него коршуном, стараясь унизить и прогнать – конкурент на внимание. И какое внимание! Уходит вместе с Войницевой. Генеральша отсутствует недолго, но в следующей сцене Осип появляется босой, в одних кальсонах и вальяжно ходит среди гостей. Его Платонов рекомендует как страшного человека, но какова генеральша, идя на такой союз? Единственный честный и бесстрашный человек, разбойник, которого не смущают никакие социальные связи и имущественные отношения. Войницева затевает опасную игру, для неё этот адреналин, возможно, как наркотик, – она идёт к Платонову, зная, что рискует разбудить чертей в Осипе.
В ночь она идёт к дому Платонова, и сцена соблазнения после хороших, нормальных игр с женой раскрывает ещё одну истину – никто не видит, как человек живёт. Навязывая, как нам кажется, удовольствие, мы нередко разрушаем мир человека. Равно, как и тихое счастье не останавливает человека перед чем-то новым, острым, опасным. Изнемогающая, изнывающая от страсти Войницева знает, что и Платонов не может противостоять ей как року. Герой теряет волю и ломается – в его предательстве по отношению к Саше произошло что-то такое, когда падать уже некуда, когда дальше всё равно, что происходит.
Софья Дарьи Таран красива, но как кукла Барби – высокая, стройная, в первой сцене в летящем платье из полупрозрачной ткани в цветах. Странно представить, что юная барышня знала этого облезлого Платонова студентом, но он сам говорит, что за пять лет сильно изменился, – поверим, бывает. Обожаемая супругом Софи фальшива и натянута, высокомерно-снисходительна к окружающим; и она, и Грекова (Евгения Родина) – барышни идейные, эмансипированные. Только Грекова науки изучает, делать что-то пытается и при этом её поведение по-детски непосредственное, она смешная – прыгает в коротеньком платьице, случайно приоткрывая то, что обычно скрыто, всех обнимает, как ребенок, целует, радуется от души. Томная начинающая светская львица Софи по сути вампир, пытается кого-то заставить свои идеи реализовать, ищет себе удачную жертву, которой придумывает роль. Платонов, утратив усилиями Марчелли волю и инициативу, вынужден терпеть своих визитёрш как волшебник в сказке Шварца «Обыкновенное чудо» - приходят, когда хотят, уходят тоже по своему желанию. То ли больной, то ли пьяный Платонов - вариант «Обыкновенной истории» по Гончарову: итог разочарования в себе, - и две роскошные, опасные красотки разыгрывают, выворачивая наизнанку, отношения мужчины и женщины, когда диалога нет. Сцена в школе – практически гротеск. Жёсткая, без тени сомнения Софи и пьянеющая на глазах Войницева – антиподы, но ни та, ни другая даже не подозревают, что окончательно разрушили человека. Сами они тоже ни за что уже не держатся, сосредоточив свои мысли на не справившемся со своими собственными желаниями мужчине.
Очень интересным показалось начало третьей части спектакля. Совершенно неожиданно дамы являются в роскошных винтажных, в духе рубежа XIX – начала ХХ века, платьях из серого сукна и вологодских кружев. И речь оказывается медленнее, пластика иной, плавной, темп замедляется, прежняя страстность, кажется, подугасла. Но ненадолго, очень быстро этот эффект проходит, пожар разгорается с новой силой. Не каждый, возможно, успеет заметить этот ход, это сравнение современности и времени создания пьесы, остроумную параллель между разными типами театральности, однако это, на мой взгляд, в духе Марчелли, такой диалог со временем и зрителем.
Финальная сцена. Платонов, больной, расхристанный, в пальто поверх кальсон, но мир всё равно вертится вокруг него. Саша отравилась – беспокоятся о нём, Сергей Войницев бегает за водой для человека, который увёл у него жену. Ритм, алогичность сочувствия вызывают рифму – «Ну а Тартюф?», однако Платонов искренне несчастен, от него остались руины. Обыкновенная история, когда человек, в студенческие годы обладавший серьёзным интеллектуальным потенциалом, горящий идеями, не совершает ничего из того, о чём мечтал. Кто-то забывает о своих мечтах, а кого-то это мучает и в итоге разрушает; жить так хочется, а она, кажется, стоит на месте. «Как же это так?», - спрашивает раненый Платонов. Не очень понятно, почему простреленного в решето Платонова подкидывает в танце агонии несколько раз по потемневшей сцене. Нарушение отношений, отношений между поколениями, между мужчиной и женщиной, делают эту историю не исключительной, поэтому, вероятно, и агония множественная.
Чехов Евгения Марчелли полон страсти и какой-то мрачной жажды жизни, но и эта жажда ни к чему не приводит. И здесь, как в более поздних постановках «Чайка. Этюды» или «Нам не страшен серый волк», режиссёр в препарировании страстей человеческих видит сильную женщину и слабого мужчину, утратившего волю, чувство будущего.
Ирина Пекарская - заведующая литературно-драматургической частью Костромского театра кукол, член СТД РФ.
